Эти двое парней дружили совсем обособленно от остальных. На первый взгляд вообще было непонятно, что же у них может быть общего.
Один - высокий, красивый, спортивный, общительный, а второй – скромный, маленький, худенький горбун, инвалид детства.
Они были ровесниками, и это, пожалуй, единственная их точка соприкосновения.
Да вот ещё: почему-то красавца, разъезжавшего по улице на новеньком мотоцикле, все называли просто Ванька, а скромного, длиннорукого, горбатого парнишку величали Иваном, и никогда наоборот, вот удивительно...
Друзья проводили много времени вместе. Хотя Ванька был готов всегда на своём «коне» мчаться по любому поручению родственников и соседей, а Ивану нужно было успевать и учиться, и книги читать, и помогать матери по дому.
Но в школу и домой они неизменно шли вместе, а в выходные дни посещали кинотеатр или футбольный матч.
Красавчик-Ванька, конечно, очень нравился девчонкам и от этого проявлял некоторую гордость и высокомерие к окружающим. Иван, напротив, был всегда очень вежлив и внимателен к женскому полу, уступал место, пропускал вперёд, предлагал, при случае, свою помощь.
Только глупые девочки, всегда, смеясь, запрыгивали сзади на мотоцикл к Ваньке, и, обхватив его за талию, виновато улыбались Ивану, так и оставшемуся одиноко стоять у обочины пыльной дороги.
Они общались до самой армии… Вернее до тех пор, когда Ваньке принесли повестку из военкомата, а Ивану просто выписали справку, о том, что он не годен…
Ваньке тогда закатили шикарные проводы, как свадьбу: вся родня и соседи ели-пили три дня. Почти все майские праздники у них во дворе гремела музыка и звучал радостный пьяный смех.
И только соседская Галка не была среди приглашённых гостей, она сидела и тихонько плакала в своей комнате, понимая, что теперь ей уже точно придётся самой расхлёбывать всю эту кашу…
Она сразу не посмела сказать Ваньке, что беременна. Она была почти уверенна, что он её сразу же бросит. Хотя в глубине души надеялась, что уже потом напишет ему обо всём в армию, приедет к нему, и они поженятся…
Но Ванька сразу всё понял, ведь он был далеко не дурак. В его красивой голове созрел грандиозный план. Пусть теперь её богатый папаша выложит кругленькую сумму, чтобы хватило и ему на дальнюю дорогу, да и ей осталось, на врача…
В коробку из-под леденцов он положил письмо, составленное печатными буквами из газетных заголовков, в котором требовал крупную сумму взамен на молчание о происхождении всех богатств Галкиного отца. Туда же, в коробку, тот должен был положить требуемые деньги и закопать в условленном месте, незамедлительно.
Ночью, под покровом темноты, Ванька сам не рискнул пойти за коробкой с деньгами, а отправил туда Ивана, наспех объяснив ему, что это тайное письмо, оставленное ему Галкой перед долгим расставанием.
Только Иван начал раскапывать землю, как Галкин папаша выскочил из укрытия, крепко схватил его за шиворот и потом, хорошенько тряхнув, с нескрываемым удивлением спросил:
«И как тебе только такое в голову пришло, Иван?»
Иван не стал ничего объяснять. Он сразу всё понял, но друга не сдал.
Ивана сразу же отпустили, а Ванька ушёл в армию, так и не признавшись в своей преступной затее.
Когда он отслужил на Тихоокеанском подводном флоте свои три года и вернулся домой, Галка уже давно была женой Ивана, у них была очень дружная семья, в которой подрастали замечательный сынок, которого все называли очень уважительно - Иван Иванович и совсем маленькая дочка - Галочка.
Рассказывают, что Ванька после армии заметно полысел, стал сильно выпивать, а потом женился на разведёнке Вальке, которая частенько поколачивала его из ревности, приговаривая: «Навязался ты на мою голову, плешивый! Ни детей от тебя, ни добра…»
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
